Книга о кавказском подвижнике (для скачивания)

Петр Петрович Сухоносов родился в Оренбургской области 23 июня 1931 года. (Согласно свидетельству самого батюшки — в 1929 году.) Святыми покровителями старца были благоверные князь и княгиня Петр и Феврония Муромские, память которых празднуется 25июня (8 июля по новому стилю).

Петр был третьим ребенком в семье. Его брат Сергей умер двенадцатилетним мальчиком, а старшая сестра Татьяна Петровна всю жизнь оставалась преданной помощницей младшего брата. Семья была трудовая и очень бедная. Когда Петя был еще младенцем, родители переехали в родной Ставропольский край и нашли себе пристанище в селе Винодельном (ныне город Ипатов). Вначале у них не было собственного угла, и они терпели жестокую нужду. Однажды, когда отцу удалось заработать некоторую сумму денег, купили поросенка, выкормили и вырастили большую свинью. Вначале родители собирались заколоть ее и на какое-то время избавиться от голода. Желая разрешить недоумение, обратились к самому маленькому арбитру — младенцу. Пете было тогда пять лет: «Сынок, что нам делать: продать свинью и купить хатку, или же мы оставим ее себе для еды?» — «А где мы эту свинью будем кушать, посреди улицы?» — решил проблему малыш. Семья имела несколько коз, пили козье молоко, которое очень поддерживало.

В Винодельном Петр вырос, окончил пять классов средней школы. В 1943 году умер отец, и уже в отроческие годы его младший сын был вынужден стать кормильцем семьи. Он поступил работать пастухом в совхоз «Советское руно» Ипатовского района. Крайняя нужда, недосыпание, недостаточное питание, необходимость в холодную, сырую весеннюю погоду оставаться на улице с отарой подорвали хрупкое здоровье. Всю свою жизнь впоследствии старец страдал тяжелой болезнью почек, к тому же застудил ноги, легкие. Батюшка вспоминал, как тяжело заболел в детстве и сам попросил, чтобы его причастили. После принятия Святых Христовых Тайн мальчик пошел на поправку.

Родители Пети, Петр Сергеевич и Мария Прокофьевна Кобуева, глубоко верили в Бога и были церковными людьми, воспитывая в вере и детей. Оба происходили из села Вознесенского, отстоящего на сорок пять километров от Винодельного. Отец, слесарь по профессии, имел суровый, даже жесткий характер, мать также была очень строгих правил, глубоко верующая, но отличалась большой добротой и имела дар рассуждения. Несмотря на то что была совершенно неграмотной, она поражала мудростью и верностью суждений. Мария не только привила сыну любовь к церкви, но с ис­ключительным вниманием в течение неси жизни следила за его нравственностью, отстраняя от него все, что могло омрачить грехом сердце, поколебать целомудренную чистоту

Сметливый, любознательный и памятливый мальчик читать выучился очень рано, и чтение полюбил страстно. С улыбкой вспоминал батюшка, с каким нетерпением поджидал он почтальона и просил у того газету или журнал. Пока тот развозил почту, Петя успевал прочесть все полностью от корки до корки. Так босиком и ходил за почтальоном.

Однажды весной по обыкновению отец взял с собой сынишку на пастбище, где подрабатывал, помогая чабанам. Петр заметил, что один из них украдкой читал по ночам какую-то толстую книгу с картинками. Мальчик с трудом упросил чабана дать ему книгу на время. Оказалось, это была » Моя жизнь во Христе» протоиерея Иоанна Кронштадтского. Слово великого молитвенника и печальника Русской земли перевернуло сердце отрока, навсегда привязав его к батюшке Иоанну. Он словно переродился, сроднившись духовно с Кронштадтским пастырем. Глубоко пораженный прочитанным, Петя захотел познакомить с книгой свою маму. В те годы духовной литературы было мало, хранить ее представляло опасность, но верующие бережно и благоговейно сохраняли книги.

Петр с детства любил церковные богослужения и часто бывал в храме во имя святителя Феодосия Черниговского. Настоятель заметил усердие юного богомольца и предложил помогать в алтаре. Обязанности пономаря он совмещал с пением и чтением на клиросе. Когда в храме отпевали безвременно умершего отца маленького Пети, на тихого, благоговейного мальчика обратила внимание монахиня Фессалоникия (Ганусова) и предложила ему прихо­дить к ней для молитвы. Петр согласился и ежедневно приходил к матушке вычитывать монашеское правило. Вставать для этого приходилось очень рано. Мария Прокофьевна каждое утро будила сына в три часа утра, чтобы он успел к утреннему правилу, которое начиналось в четыре часа. Приходилось проходить через кладбище, но Господь хранил маленького подвижника.

Так он стал преданным духовным сыном матушки Фессалоникии. До знакомства с ней Петр ничем не отличался от других детей, участвовал в их играх и однажды был изувечен более сильным мальчиком, но, привязавшись к старице, он уже не разлучался с ней, много помогал, всюду сопровождал и во всем слушался. Влияние монахини было огромным, она воспитала его душу и приучила к жизни по монашескому чину. Часто повторяла матушка: «Не вытирай чужой любовью ноги». Впоследствии старец Петр не только сам обладал глубоколюбящим, нежным сердцем, отзывчивым на чужую боль, но и умел ценить и беречь любовь других.

Духовным отцом Петра Сухоносова стал протоиерей Федор Колесов, в тридцатые годы служивший в Кугульте. Он родился в 1882 году, в юности был послушником архиепископа Агафодора, похороненного в 1918 году под полом бывшей колокольни Ставропольской семинарии. В 1943 году архиепископ Антоний (Романовский) перевел отца Федора из Кугульты в город Ипатов (село Винодельное). Он был единственным священником Ставрополья «тихоновского» направления, не запятнал себя общением с обновленческой церковью. Православные верующие » тихоновской» ориентации приезжали к нему на богослужения со всего края. Вел себя протоиерей Федор внешне настолько безупречно, что властям не к чему было придраться, и его не трогали. Горячий ревнитель православной веры, батюшка не позволял себе никаких послаблений, не стриг волос, всегда ходил в подряснике, несмотря на то, что был женатым, белым священником. Служил отец Федор строго по монастырскому уставу, не опуская службы девятого часа и повечерия. Великим постом богослужение в его храме начиналось в шесть часов утра и заканчивалось к полудню. Старец жил всегда на приходе, считая, что священник должен быть неразлучно со своей паствой, поскольку отвечает за нее перед Богом. Великое чувство ответственности определило его строгость в отношении к прихожанам.

Например, он не допускал до причастия тех, кто жили невенчанными, настаивал на немедленном венчании. Уклонявшимся он обыкновенно советовал развестись со своим супругом. По характеру отец Федор был непоседливым, быстрым, резким. К старости вынужден просить прихожан о пристанище и помощи. Умер батюшка Федор в 1962 году. Протоиерей Петр вспоминал о нем с любовью и глубоким почтением, поскольку именно отец Федор воспитал его как священника.

Духовное влияние двух этих наставников — протоиерея Федора и монахини Фессалоникии — определило всю будущую жизнь Петра Сухоносова.

По совету матушки в 1948 году юноша решил поступать в Ставропольскую Духовную семинарию. Ему не хватало до необходимого для поступления возраста одного года. Мать Фессалоникия хорошо знала архиепископа Антония (Романовского) и лично просила его в виде исключения принять Петра в семинарию. Владыка согласился, но для умиротворения властей в документах поступающего проставили год рождения более ранний. По состоянию здоровья слабого, болезненного молодого человека освободили от службы в армии, и он мог спокойно закончить учебу.

Архиепископ, впоследствии митрополит, Антоний возродил Ставропольскую семинарию, при нем она достигла исключительной нравственной и духовной высоты, являя собой образец церковного благочестия и твердыню православной веры. В семинарии царила дружественная, спокойная, се­мейная обстановка. Кроткий святитель сам был прост, открыт, доступен, и семинаристы любили заботливого и доброго владыку, который ласково называл студентов «птэнцами». Несмотря на тяжелую нужду, студенты тянулись за владыкой и сохраняли молитвенный настрой. В подборе преподавателей для семинарии архиепископ Антоний был очень строг. Преподавательский состав всегда отличался глубокой верой и высокой образованностью.

Учился Петр прилежно, восполняя природной живостью ума и редкой трудоспособностью недостаток светского образования. Учеба давалась ему нелегко, но он шел одним из первых. Сокурсники любили скромного, молитвенного, дружелюбного и умного собрата. Он был своеобразным, застенчивым молодым человеком, с которым, тем не менее охотно вступали в близкое, откровенное общение. В 1952 году Петр успешно окончил полный курс семинарии по первому разряду, не вступил в брак, но и не стал принимать монашество, был посвящен во диаконы и 24 или 25 февраля стал безбрачным священником. Матушка Фессалоникия своими руками сшила духовному сыну епитрахиль и подарила в честь его рукоположения. Эту епи­трахиль батюшка бережно хранил всю жизнь.

Отец Петр сознательно не принимал монашеский постриг. Живя строго по-монастырски, он настолько благоговейно относился к монашеству, что не считал для себя возможным исполнение монашеских обетов во всей их полноте. Отвечая на вопрос своей прихожанки о выборе духовного пути, он советовал: «Жить следует по-монашески, стараться все исполнять. Но от обетов лучше воздержаться, поскольку это огромная ответственность перед Богом. Какая разница, принимал я постриг или нет. Я исполняю монашеские правила, стараюсь жить по-монашески. Это главное, а сделаться монахом и не выполнять в точности монашеских обетов — лучше оставаться мирянином».

Незадолго до рукоположения архиепископ Антоний (Романовский), не терпевший жизни напоказ и не любивший какой бы то ни было помпезности, предупредил Петра Сухоносова, чтобы он не приглашал никого на свою хиротонию. Он даже сообщил о рукоположении за час до совершения таинства. Неожиданно для самого Петра в тот день к нему приехала его сестра, Татьяна. Заметив ее, владыка был возмущен: «Я же сказал, чтобы никого не приглашал!» Он любил, жалел отца Петра и относился к нему как к сыну. Во время хиротонии оба -и архиепископ, и рукополагаемый — рыдали. Прихожане чувствовали, что во время таинства происходило нечто необычное и плакали как один человек. После хиротонии владыка сказал отцу Петру: «Служить будешь до смерти». Лести, угождения себе митрополит Антоний не позволял. Однажды во время причащения мирян он присел в кресло отдохнуть. Горевшая перед ним лампада погасла, и батюшка решил ее поправить. «Что, выслуживаешься перед архиереем?» — недовольно пробурчал владыка.

С 1952 по 1954 год отец Петр служил штатным священником в храме во имя святого апостола Андрея, ныне ставшем кафедральным собором города Ставрополя. Кроткого, смиренного, отзывчивого батюшку полюбили прихожане, стремились попасть к нему на исповедь, но вместе с этим подняли голову злоречие, недоброжелательство, зависть, что крайне отягощало его. По настоянию своей матери он решился просить место где-нибудь на дальнем, скромном приходе. «Владыка, дайте мне какое-нибудь захолустье, попроще», — просил он. Мария убеждала сына: «Мы — простые люди, из простого народа. В городе с интеллигенцией тебе будет тяжело».

В Ставрополе с ним произошел необыкновенный случай. К батюшке пришла женщина с просьбой навестить и причастить ее умиравшего сына-офицера, оставила записку с адресом. Отец Петр отправился по указанному адресу и нашел тяжело больного человека, который действительно оказался
офицером. Больной встретил священника с неприязнью и сказал, что никого не приглашал. Удивленный батюшка показал ему записку. Офицер узнал почерк своей мамы. Отец Петр заметил на стене женскую фотографию, узнал в ней вызвавшую его причащать больного и указал на нее страдальцу. Офицер был поражен: запечатленная на фотографии женщина была его матерью, скончавшейся три года назад. С трудом уговорил его батюшка испове­даться и причаститься. Вскоре тот человек умер.

Батюшку Петра переводили с прихода на приход. Вначале он попал в село Малые Ягуры, где прослужил с 1954 по 1959 год, одновременно с 30 марта 1959 года исполняя должность настоятеля храма во имя Покрова Пресвятой Богородицы села Дивное. Климат в Малых Ягуpax тяжелый, сырой, часто опускаются туманы. Здесь отец Петр часто болел и надорвал себе легкие. Любившие батюшку ставропольские прихожане приезжали к нему туда. Одна­жды по делам прихода он прибыл в кафедральный Крестовоздвиженский собор к владыке Антонию. Во дворе молодого священника ожидала целая толпа почитателей, желавших получить его благословение. Оберегая духовного сына одновременно от тщеславия и от зависти сослуживцев, архиепископ задержал его у себя в келье. Люди во дворе терпеливо ждали батюшку до тех пор, пока он не вышел, и при встрече низко поклонились ему. Смиренный пастырь в ответ, проходя через толпу, низко-низко кланялся своим прихожанам.

О его служении на этом приходе красноречиво говорит выдержка из секретного некогда документа: «Председателю Совета по делам Русской Православной Церкви тов. Карпову. Секретно. 10.01. 1959 г. Краткая отчетно-информационная докладная уполномоченного Совета по делам Русской Православной Церкви по Ставропольскому краю. Имел место случай нарушения закона об открытии церкви в селе Камбулат Петровского района. В доме сирот Леляковых, с разрешения их дяди Лелякова И. М. группой верующих был оборудован молитвенный дом. (В дом было снесено 22 иконы, сделан аналой.) Священник Сухоносов Петр Петрович из села Малые Ягуры приезжал в село Камбулат по требованию верующих, проводил службы и совершал требы. Несмотря на предупреждения Петровского райсполкома о незаконности этих действий, священник Сухоносов продолжал посещать Камбулат и 4 ноября 1958 года совершил в доме Леляковых церковную службу с большим стечением верующих. Организованный самовольно молитвенный дом в селе Камбулат закрыт, а священник Сухоносов Петр Петрович снят мною с регистрации. Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви А. Нарыжный». Отец Петр старался собрать прихожан в одном доме для молитвы, совершения треб, поскольку в те го­ды привлекать к себе внимание частым посещением людей было небезопасно.

В результате 2 июля 1959 года батюшка Петр попал в село Рагули, где верующие его хорошо знали как ревностного пастыря высокой духовной и нравственной жизни и просили направить к ним для служения в церковь во имя святого Архангела Михаила. Здесь он на всю жизнь сроднился с семьей благочестивого псаломщика Федора Тимофеевича Гриценко. В Рагулях против отца Петра поднялся директор школы и добивался перевода священника на другой приход.

Наконец, в 1960 году архиепископом Антонием (Романовским) отец Петр был переведен в храм во имя Покрова Пресвятой Богородицы в станице Слепцовская, где прослужил тридцать девять лет, исполняя обязанности настоятеля, духовника и с 1982 года — благочинного Ингушетии. Для молодых священников старец служил образцом православного священнослужителя. 18 апреля 1965 года архиепископ Михаил возвел отца Петра в сан протоиерея. По жалобам недоброжелателей и из-за требований уполномоченного по делам Русской Православной Церкви Ставропольского района А. Нарыжного при митрополите Михаиле (Чубе) батюшку пытались перевести в Грозный.

В то время в Чечено-Ингушетии было всего два действующих храма — в Грозном и в Слепцовской. Храм в Грозном был полностью готов к закрытию, но начинать нужно было с сельского прихода.

Представителям власти хотелось одновременно достичь две цели — закрыть церковь и убрать ревностного священника, но станичные жители сумели отстоять любимого пастыря, дошли до Святейшего Патриарха Алексия I (Симанского). Святейший возмутился тем, что хотели перевести за штат одного из самых верных служителей Церкви, и отдал личное распоряжение митрополиту Михаилу оставить отца Петра в станице Слепцовской. Со слезами после этого батюшка поехал на могилу дорогого владыки Антония (Романовского) благодарить его за молитвенное предстательство и заступничество. Так и не удалось А. Нарыжному блистательно отчитаться в центре о полной и окончательной победе в районе над религиозными предрассудками.

Спустя десять лет, в начале 1970-х годов, при митрополите Ионе, вновь отца Петра перевели за штат. Духовник батюшки, старец Херувим из горного села Ахкерпи, благословил его бороться и не оставлять место своего служения. На коленях, со слезами, просил отец Петр владыку Иону оставить его в станице Слепцовской. Верующие не позволили убрать своего духовного отца. Люди днями и ночами охраняли церковь, установили дежурство. При попытке милиции закрыть и опечатать храм происходили столкновения прихожан с представителями власти, которые применяли физическое насилие. Батюшка дни и ночи проводил в молитве в своей келье.

Отца Петра восстановил в должности настоятеля Покровского храма станицы Слепцовской митрополит Алексий (покойный патриарх Алексий II).

Нужно сказать несколько слов о казачьей станице на границе Чечни и Ингушетии. Название ее дано по фамилии героя Кавказской войны генерала Слепцова, похороненного на местном кладбище. Жить там неспокойно, дома прячутся за высокими глухими заборами, калитки запираются на мощные тяжелые засовы, и с заходом солнца жизнь на улицах замирает. Само пребывание в этих местах — подвиг. 2 марта 1994 года батюшка Петр писал своему однокурснику Михаилу Васильевичу Толмачеву: «Как мы живем? О мне что говорить, ведь я здесь старожил. А вот интересно, как у нас здесь рядом (3-5 км), в станице Троицкой, живет священник чуть постарше нас. Совершенно одинокий. Открыли там службу в 1990 году, отдали школу под храм, теперь домик рядом, он там живет, 4 комнатки одному. Русских, как написали в газете, осталось 1120 душ, ну, сколько же богомольцев, понятно. Еще он ездит в другую станицу, там тоже не больше. Певчие, псаломщики покинули его, и все. Я не представляю, как это можно. А он служит себе спокойно. Как будто лучшего он и не знает. А перед ним два молодых не выдержали. В Ассиновке, в другой станице, построил храм молодой иеромонах, но тоже убежал, сейчас другой, но больной… И так удивление! Как знал владыка Гедеон, кого сюда надо. А имя этого святого священника, так скажу, иерей Петр…»(В письме речь идет об отце Петре Макарове, похищенном чеченскими боевиками в 1999 году, незадолго до батюшки Петра.)

Отцу протодиакону Димитрию батюшка писал:»… Обстановка у нас пока тихая, но пресса пугает, как вы слышите. В Ассиновке войска стоят. Залпы до нас слышатся. Что дальше -один Господь знает… Молите Бога о нас, да мимо идет чаша… Простите».

За время своего служения протоиерей Петр неоднократно получал церковные награды. В 1993 году митрополитом Гедеоном (Докукиным), его бывшим сокурсником по Ставропольской семинарии, к Светлому Христову Воскресению батюшке была пожалована митра, которую ему привез один из близких духовных чад, протодиакон Димитрий (Гриценко). Отец Петр огорчился: «Что, привез мне терновый венец? За нее усиленная молитва должна быть, а я уже немощный, силы слабеют». В 1997 году старец с тихой, смущенной улыбкой вспоминал: «Владыка Гедеон наградил меня митрой. Большая такая… Я ее в погреб спрятал, чтобы не украли, носить не стал. Владыка увидел меня без митры, возмутился, а я ему: «Владыка, украдут!» Он мне говорит: «Ты не юродствуй, а носи!» Ну, что делать, чтобы не гневать владыку, стал по праздникам надевать… Носить митру — это же плакать надо постоянно, день и ночь, а я не плачу…» — медленно закончил батюшка.

Мать отца Петра умерла в 1972 году, вместо нее осталась заботиться о брате и о его немудреном хозяйстве старшая сестра Татьяна Петровна, скончавшаяся в 1992 году, в канун празднования своей святой покровительницы мученицы Татианы, в день памяти которой ее похоронили. Сухоносовы жили очень скромно, по-монашески, перебиваясь с хлеба на воду. В сарае у них хранились запасы продуктов, которые с помощью преданных людей они переправляли ссыльным в глухие и нищие монастыри. О себе заботились «как- нибудь». Отец Петр принимал при храме беженцев, бездомных, кормил их. Однажды его духовный сын протоиерей Михаил Афонин приехал к нему и, войдя в комнату, увидел, что батюшка ложечкой кушал икру из банки. Отец Михаил пошутил, что, мол, так хорошо стали жить, что и икру ложками стали есть? «А что, нельзя?» — спокойно спросил старец. Выйдя через некоторое время на улицу, отец Михаил увидел, как у калитки в церковный двор нищенка доедала икру из банки и понял, что смутил батюшку Петра.

Старец старался ничем не оскорбить или не соблазнить чужую совесть. Заметив смущение другого, он незаметно исправлял неловкую ситуацию. В жаркий летний день отец Петр расстегнул верхнюю пуговицу ворота подрясника. Многолетняя помощница и друг его семьи, монахиня Надежда, невольно обратила на это внимание и машинально подумала, что батюшка позволил себе небольшую вольность. Отец Петр быстро взглянул на нее и молча застегнул пуговку. При крайней нестяжательности он был разумно экономен, не позволял пустых денежных трат. Даже для написания писем он часто использовал оборотную сторону служебных бланков. «Простите, что пишу на таком листе, -объяснял он. — И не подумайте, что нет бумаги. Просто жаль не использовать ее — хотите верьте, хотите — нет. Одному старцу, почти слепому, пишу: «Вы пишете на клочках, когда под руками есть столько чистой бумаги». А он глухой, на мой письменный вопрос отвечает: «Бумага -вещь безразличная, но напиши на ней — и она заговорит. Подумайте, как много говорят слова!» И он каждый листик подбирал и писал на нем Слово Божие! Такая жалость и любовь к слову…»

В скромном и чрезвычайно аккуратном хозяйстве батюшки Петра все было устроено мудро, ничего не пропадало даром. Например, он изготовил особый станок для очистки растительного масла. Для стока дождевой воды был вырыт специальный колодец, откуда воду набирали для хозяйственных нужд. Тем, кто предупреждал отца Петра об угрозе радиации, он с улыбкой отвечал: «Какая может быть радиация, если вода стекает с купола и ее освящает Господь…»

Старец свято чтил книги, не позволяя небрежно обращаться с ними, загибать страницы, пачкать листы: «Как вы можете? Это ж святое!» К книгам разрешал прикасаться только чисто вымытыми руками. Кроме необычайной любви к чтению им руководила любовь к книге как таковой. Батюшка не терпел праздности и всегда был чем-нибудь занят. Он очень любил переплетное дело и охотно переплетал и ремонтировал книги, надписывая на переплетном листе: «Переплел книгу протоиерей Петр <такого-то числа> в <таком-то> году». При переплете он вставлял небольшое наставление, отпечатанное на машинке, о том, как следует обращаться с книгой: « Как обращаться с книгой. 1. Руки должны быть чисто вымыты. 2. Книга обернута бумагой или заклеена целлофаном. 3. Нельзя мочить пальцы, ломать листы. 4. Переворачивать надо за правый, верхний угол листа указательным пальцем правой руки. Благоговей пред религиозной книгой -она святыня! Ее очень трудно найти — береги ее! При добром, с любовью обращении книга существует сотни лет. Читай почаще книгу эту, она ведет тебя ко свету, она научит тебя жить, трудиться, верить и любить. Эта книга священная спутница вам неизменная пусть будет везде и всегда! Кто на Бога уповает, тот вовек не пропадет». Помимо этого мог вплести в книгу поучение из святых отцов или из Посланий апостолов: «Кто такие чародеи? Это — обманщики! — «вводящий в заблуждение и заблуждающиеся сами». Читайте об этом в Священном Писании — 2-е Послание к Тимофею святого апостола Павла, третья глава, стих 13-й, на славянском языке, потом на русском. Итак, все верящие чародеям и боящиеся их пребывают в обмане. Верить же обману неразумно и грешно».

Отец Петр читал не только духовную, но и светскую литературу, поскольку пастырь должен быть готов к любому разговору с прихожанами. По примеру святого Василия Великого батюшка старался отовсюду, как пчела, собирать полезное. Особенная аккуратность проявлялась и в том, что, никогда не позволяя неопрятности и неряшества себе самому, старец заботился и о других. Приглашая к обеду, всегда надевал сам и предлагал гостям специально сшитые фартучки. Очень любил батюшка Петр природу — творение Божие — и при представлявшейся возможности с удовольствием останавливался полюбоваться красотой мира Божия. Его благоговение перед Творцом выражалось в искреннем, но особенном, торжественном восхищении. Он забирался на горку или присаживался на берегу реки и радовался по-детски Тому, Кто «вся премудростию сотворил». Однажды отец Петр сказал протоиерею Илье Воронину: «Как премудро сотворил все Господь! У сирени — свои цветы, у ландыша — свои, не похожие на другие. Что за дивный Художник — Господь, Любовь Божия!»

В отношениях с людьми старец имел мудрую осторожность. С близкими был откровенен и прост, с внешними и малознакомыми старался беседовать либо в храме, либо на церковном дворе, сохраняя разумную дистанцию. С ним можно было решить и обсудить любой вопрос, даже поспорить; в беседе не чувствовалось его превосходства, не возникало страха. Иногда беззлобно, без малейшего раздражения он мог и отругать, но все его слова пронизывала самая сердечная любовь к человеку.

Отец Петр чрезвычайно боялся и не любил праздных разговоров: «Где начинается рассказ, там легко возникает и осуждение. Мы видим, как человек грешит, но не видим, как он кается. Господь ему за покаяние уже все простил, а мы берем на себя суд Божий. А вдруг да мы совершим ошибку? Распространим клевету -и сколько горя можем принести невинным!»

Своим гостям он предлагал помочь ему в работе над ремонтом или переплетом книг.

Беседовал старец Петр мерно, спокойно, не спешно, с большим рассуждением, внимательно выслушивая собеседника. Его отличала врожденная глубокая культура, в основе которой лежало истинное смирение и благоговение к Образу Божию в человеке. Ко всем, кроме самых близких, он обращался на «вы». На вопросы никогда не отвечал сгоряча, но молча молился, испрашивая волю Божию. Никогда батюшка не навязывал свое мнение другому, не насиловал чужую свободу. Близким знакомым, чьи жизненные обстоятельства старец хорошо знал, он мог твердо предложить то или иное решение вопроса,
посторонним же отвечал с осторожностью, прежде спросив, способен ли вопрошающий исполнить сказанное. Имея дар рассуждения, острый ум, отец Петр был одарен и даром ведения сердечных глубин, поэтому мог открыться и довериться малознакомому человеку.

С бережностью, боясь ранить того, кто доверился ему, старец уврачевывал глубокие сердечные раны. Иногда казалось, что он читал, как в открытой книге, в душе человеческой. Так, в одном из своих последних писем он наставлял скорбящую душу: «27 февраля 1999. Мир Вам и милость Господа нашего Иисуса Христа! Духородная о Господе Боголюбивейшая раба Божия N*! Спаси Господи за письмецо-доверие, на днях только получил. Вижу, что оно критическое, Вы в опасности большой, поэтому спешу, другим откладываю. Да, московским духовным отцам открываться в этом неприлично, а в такой дали сойдет. Слава Богу, что так вразумил Он Вас. Дело у Вас страшное. «Сердце истекает кровью». Да разве можно доходить до такого состояния? Избавь Господи всех. По порядку. Вы называете меня любимым и милым. С этим никак не могу согласиться. Вы же меня совсем не знаете, то есть первый раз видели, поэтому разрешите мне сомневаться в искренности Вашей. Ну, простите, пусть и так это, но, однако, нельзя так скоро доверяться никому. Вот так появился у меня нехороший сюрприз, теперь опыт… да страшный, не знаю еще, чем окончится… Вот так и я, и каждый может поступить с Вами. Не доверяйтесь близко никому, даже и себе не верьте. Сегодня Вы так все понимаете, завтра совсем по-другому. Удивительно, до чего изменчив человек! Особенно женское сердце: оно очень сильно может любить, но потом и сильно ненавидеть, — это от перелюбления. Почему так? — Да потому, что очень мало у нас смирения, и любим по гордости — считаем, что достойны любить. А уж ненависть — прямо исчадие гордости. Конечно, всем известно, и Вам, что всех иереев надо любить. Это такая высота, — в них обитает Христос, но дистанция в два метра должна быть. Писал Вам, кажется, слова молодого поэта московского, забыл имя, — «только утро любви хорошо…» А Вам-то, N*, любовь нужна ко Христу и Его служителям не только в молодости, но навечно, значит, надо беречь ее. Скажу одно: достигли уже грани, непременно надо менять мышление неотложно самому себе. Иначе же получите оскорбление, а от него что может быть, как не обида большая, или же нанесете обиду и другим, и себе, и отчаяния тогда как избежать?

Надеюсь, чадо, что послушаетесь доброго совета. Друга можно найти только традиционным путем, не иначе. Наша жизнь, провинциальная и погранич­ная, проходит своеобразно, думаем, что Вы хорошо осведомлены о ней. Люди еще немножко есть, значит, и нам здесь должно быть. Простите, простите и не обижайтесь. Прошу святых молитв. Да поможет Вам милостивый Господь, Которого мы все есть создание.

Недостойный протоиерей Петр».

По письму Вам желается сесть рядушком и взаимно открываться по-дружески. Вы неправы, а Ваши духовники правы. Вас, чад, должно быть много у него, и просто физически он принадлежит всем, — нет времени одному уделять много времени. Священник не друг, а отец. Только одна супруга может быть другом, да и то наполовину. Уже есть страдание, мучение, тяжесть без ответа. Это уже означает, что примешалось недуховное начало. Тридцать пять тому лет говорю своему старцу-духовнику, академику, отцу дорогому Леониду, в Армавире: «У нее духовная любовь». Он отвечает: «А как узнать ее ?» Да, начало всегда духовное, а потом может переходить в телесное. Мы знаем различие дня и ночи, но точное разделение их в минутах определить невозможно. Так и здесь. Любовь духовная тиха, мирна, безболезненна и послушлива к старшим начальствующим, а плотская горда, себялюбива, — в общем, это уже не любовь. В общем, не буду об этом и говорить, — сами читаете, и знаете, и узнаете.

К сожалению, женщина, которой было адресовано письмо, не смогла в полноте усвоить его, научиться благоразумной осторожности и необходимой мере рассуждения, что привело ее к горьким скорбям и тяжелым отношениям со своими духовниками.

Батюшка советовал избирать себе такого духовника, к которому сердце будет расположено. Может быть известный и очень достойный священник, но если к нему сердце не лежит, то не следует его выбирать.

Молитва старца была живая, действенная, скоро слышалась Богом. Самые тяжелые скорби и беды становились легче, когда батюшка молился за скорбящего человека.

Однажды его духовная дочь Вера Кузьминична со слезами рассказывала о семейном горе. Отец Петр мягко отвечал: «Ты только не плачь, — будет еще хуже». Но за молитвы старца душа почувствовала укрепление и утешение. В минуту тяжелой скорби от глубокой душевной раны, причиненной дорогим человеком, одна из почитательниц старца Петра неожиданно получила от батюшки поздравительное письмо с вложенной иконочкой — благословением Святого града Иерусалима, на которой изображался Господь, причащающий деву. Нечаянная радость совершенно изгладила горькую боль.

Многие чада отца Петра отмечали его умение деликатно указать человеку на его неправоту или недостатки и обличить дурные или ошибочные помыслы. Так, его духовная дочь хотела написать жалобу в сельсовет на жестокое обращение своей знакомой с психически больной сестрой. Ее долгое время не оставлял этот помысел. Однажды в храме перед богослужением женщину встретила мать отца Петра, Мария Прокофьевна, и посоветовала никогда ни на кого не писать жалоб. Антонина Семеновна была поражена и восприняла совет как слово батюшки Петра. После этого помысел со­вершенно оставил ее, и душа успокоилась.

Не желая ранить человеческое сердце, старец прикровенно обличал греховные помыслы и поступки, подбирая такие темы для беседы, что человек легко узнавал в отвлеченном, казалось бы, рассказе черты самого себя. Его прихожане старательно молились в храме, чувствуя, что старец духом видел их внутреннее состояние. Потому во время богослужений ощущалась особенная молитвенная собранность людей, оставалось впечатление благого­вейной тишины. Стоять на службе было легко.

После первой чеченской войны, в 1997 году, перед Литургией, в престольный праздник Покрова Пресвятой Богородицы, на отца Петра было совершено покушение. Храм к празднику отремонтировали, нужно было после окончания ремонта повесить иконы. Стареньким прихожанкам сделать это было не под силу, и батюшка вышел попросить о помощи жившего напротив мужчину. Едва он отошел от ограды церкви, как четверо неизвестных злоумышленников втолкнули старца в свой автомобиль. Молодой человек увидел происшедшее, выскочил, обхватил обеими руками одного из авто­матчиков и задержал его. Бандит прикладом бил его, но Владимир сумел вытерпеть, ожидая подмогу. Машина отъехала уже на тридцать метров, преступники стреляли, но стал собираться народ, поднялся шум. Чтобы освободить своего напарника, отца Петра выбросили из машины. Люди так обрадовались освобождению духовного отца, что позволили похитителям уехать, но в тот же день преступников смогли догнать. После этого случая к батюшке приставили для охраны трех автоматчиков.

В 1998 году старец писал: «Пасха Христова. Воистину Христос Воскресе! Дорогая во Христе, родная, чадо Божие N*. Спаси Господи Вас за поздравление с Воскресением Христовым, за Вашу, как Вы пишете, искреннюю любовь. С
одной стороны, нет у меня ничего достойного ея, но, с
другой, не удивительно, а положительно у каждого православного христианина должна она быть ко всякому пастырю. И хорошо, что Вы меня не знаете, так лучше сохранить ее. При близости увидишь пятна, и она… повреждается. А как жаль! Посему один поэт с горечью сказал: «Только утро любви хорошо!» Значит, здесь начать и , плюс, в Царствии Небесном! Простите, писательство не вмещается в голову. Живем опасно на страже Православия, хранимы Богом и тремя автоматчиками. В Великую Субботу в два часа ночи покушение. Обильно лилась некрещеная кровь одного за Веру Христову. Церковь и меня, грешнаго, Господь сохранил… Мне за ограду ни шагу без охраны, и так круглосуточно.

Так что, любящие нас, иереев, слуг Божиих, молитесь о нас. Все мы так живем. Простите, простите. Недостойный Петр».

В 1998 году за безпорочное служение протоиерея Петра Сухоносова наградили орденом святого равноапостольного князя Владимира III степени.

Прежде батюшка избегал разговоров о конце мира и о Втором Пришествии Господнем, но в последнее время, напротив, опираясь на мнение святых отцов Церкви, предупреждал как в проповедях, так и в частных разговорах: «Живем в последнее время, тяжелое время, когда довольно для нас только понести посланные нам скорби и болезни. Мы еще не дожили до антихриста, и надо молиться, просить Господа, чтобы не успеть дожить до него.»

Голос у отца Петра был тихий, слабый. Разговаривая, он почти не поднимал глаза, из деликатности боясь пристальностью взгляда смутить собеседника и одновременно ограждая собственное зрение. Батюшка никогда не смеялся, но детски застенчиво, мягко улыбался. Его чудесные, огромные глаза светились всеобъемлющей, всесострадающей, всепрощающей Любовью Божией. Нечаянно встретившись с ним взглядом, человек видел не просто жалость и сострадание человеческое, но милосердие Божие. Чтобы не потерять его, с замиранием сердца в эту минуту он готов был покаяться и отречься от любой своей скверны.

Батюшка был необыкновенно любвеобилен и прост, без тени хитрости или лукавства. Поистине дитя Божие. Особенно это чувствовали дети, которые отвечали старцу горячей привязанностью, тянулись к нему своими маленькими сердечками, как цветы подсолнечника тянутся к солнцу. Увидев батюшку, пятилетний мальчик попросился к нему на исповедь и был огорчен тем, что родители не хотели безпокоить старца, объяснив ребенку, что он был еще мал. Отец Петр подозвал мальчика, внимательно выслушал его и прочел разрешительную молитву, уважая стремление чистой детской души к очищению.

Батюшка Петр был со всеми ровен и внимателен, молился не только о своих прихожанах, но келейно и о мусульманах, которые также относились к «русскому мулле» с глубоким почтением. Невозможно представить, чтобы старец проявил резкость, грубость, гневливость. Казалось, он не знал, что такое раздражение. Крайне редко отец Петр мог по-человечески обидеться, что выражалось в некотором отчуждении, молчаливой холодности, но вскоре лед растапливался, и вновь батюшка был дружелюбен, радостен, улыбчив.

Очень не любил он слушать похвалы не только по отношению к себе, чего не терпел и не дозволял, но и в отношении других, считая это душевредным. Более всего призывал к смирению и терпению всех неприятностей. «Смирение все может победить, смирением и без трудов можно спастись, — часто говорил старец. — Гордому никто не виноват, не вздумайте обвинить кого-нибудь, кроме себя». Всех кругом он искренне считал святыми и находил только одного грешника — самого себя. Он всегда первым готов был сказать: «Простите…» Самым главным батюшка считал смиряться, творить Иисусову молитву, никого не осуждать и по возможности делать добрые дела для своих ближних.

Преизобилующее смирение старца вызывало у внешних людей укоры в юродстве. «Вот говорят, чтобы я перестал юродствовать, — с тихой улыбкой говорил отец Петр. — Разве юродство -это плохо? Сколько было юродивых святых…»

Иногда ему жаловались на излишнюю заботу духовенства о внешней роскоши. Никогда никого не осуждавший, батюшка привел в пример отношение священников к наперсному кресту: «Сейчас у священников вошло в моду носить деревянные кресты, — и правильно, потому что Спасителя распяли на деревянном кресте. С другой стороны, часто на украшение наперсного креста тратят громадные деньги, украшают драгоценными камнями. Что же, то­же правильно, потому что у нас нет высшей святыни, чем крест, значит, и нужно его украшать».

С радостью он благословлял на служение в церкви, но предупреждал о том, что это требует особой ответственности человека перед Богом.

С особой строгостью протоиерей Петр относился к унынию, считая, что унывающий человек не обретает надежды и утешения в Боге и тем самым отрекается от Него. Он советовал встречать уныние Иисусовой молитвой или рассеивать его духовным чтением, которое непременно даст ответ на печальное недоумение. Гостеприимный батюшка всегда живо радовался приезжавшим к нему, особенно близким людям. Заметили, что он всегда встречал гостей у калитки, даже если они появлялись без предупреждения. Радушно встретив, он вначале непременно кормил путников, беседовал с ними, а уж потом исповедовал. Провожал со слезами и, казалось, внутренней болью, медлил, не хотел отпускать. «Батюшка, — торопил его отъезжающий, — пора, самолет улетит». -«Да подождет он, твой самолет», — отвечал отец Петр. Действительно, приезжая с безнадежным опозданием на аэродром, узнавали, что по какой-либо причине вылет задерживался. Не было случая, чтобы он отпустил гостей, не одарив их подарками, гостинцами. Батюшка любил дарить книги, иконки, крестики. Он специально покупал книги для подарков и сам переплетал. Старца огорчали распространившиеся сейчас дешевые клеевые переплеты, которые разваливаются после первого же прочтения.

Он писал протодиакону Димитрию Гриценко: «Мир, духородные о Господе отче диаконе Димитрие со всею твоею домашнею церковью. Приимите мир и благословение и пожелание здравия и спасения… Какие новые книги, брошюры можно брать. Отца Арсения есть две книги. Но у них (есть такое выражение) паразитский переплет — отрезан корень и клейком помазано. И если до букв поля 1 сантиметр, то сшить невозможно. Таких не бери, попробуй разломать их, — если поддаются ломке, значит, на ветер их пускать, хотя они и хорошие по содержанию. А люди-то не знают, что их обманывают. Прости, Господи. Гарантия их на месяц». Отношение старца к церковным газетам было не менее почтительным: «Газета святая и равна Священному Писанию, и тем не менее она погибнет, да еще кощунственно! После первого прочтения, пролежав даже недолгое время, она идет в расход, в непредвиденные, не лучшие места. А в ней иконы, Святое Писание! Почему так бывает? Можно отвечать на это в десяти листах, но нет времени. Ведь что такое газета? Периодика? На злобу дня? А в церковной газете — ГЛАГОЛЫ ЖИЗНИ ВЕЧНОЙ. Даже вчера, возвращаясь с престола святителя Николая, — в храме продавец заворачивает иконы в газету церковную! Она помялась и, значит, будет выброшена. А она ж равна той самой иконе! Да, советское время осквернило газету безбожием, и это потянется на многие годы…»

23 ноября 1996 года духовные чада батюшки навестили его в больнице, желая пособоровать. Отец Петр чувствовал себя плохо и никуда из палаты не выходил. Чтобы лишний раз не волновать старца, приехали неожиданно. Часть гостей поднялась на лифте, остальные пошли пешком и… встретили на лестнице любимого духовника, вышедшего прогуляться. Несомненно, духом он почувствовал их приезд и по обыкновению вышел навстречу.

Дар ведения духовного старец всемерно старался скрывать, но некоторые случаи сохранились в памяти его прихожан. Как-то один из почитателей батюшки вез к нему на машине свечи и церковную утварь. В дороге он много натерпелся от милиции и потратил личные деньги на уплату штрафов. Отец Петр встретил его у калитки, принял с любовью и, провожая в обратный путь, положил в карман некоторую сумму. Дома водитель обнаружил, что полученная сумма денег точно соответствовала сумме уплаченных им штрафов.

Женщина, приезжавшая к батюшке, брала у него благословение на отъезд, торопясь на самолет, который улетал в час дня. Отец Петр удерживал ее со словами: «У Вас же самолет летит в три часа». Она безпокоилась и все-таки уехала пораньше. В дороге автобус сломался, к отлету самолета она опоздала и отправилась в кассу сдавать билет. Кассир возмутилась и закричала, что рейс изменен и пассажирка вполне успевает на три часа дня.

Духовная дочь старца огорчалась, что долго не виделась с сыном, который жил в Санкт-Петербурге. Однажды отец Петр спросил ее: «Вы хотите увидеться со своим сыном? Возьмите себе деньги на дорогу, а эти отдайте ему. Только выезжайте сегодня же». Счастливая мать немедленно собралась в дорогу. По приезде она передала сыну подарок отца Петра. Молодой человек, растрогавшись, рассказал матери, что эта сумма была ему необходима для уплаты долга перед дурными людьми, которые грозили ему смертью. Не имея средств, он собрался покончить с собой. Если бы мать опоздала на одни сутки, она не застала бы сына в живых. Впоследствии он стал преданным духовным чадом старца и служил певчим при монастыре.

По молитве отца Петра Господь подавал исцеления болящим. Сын Федора Тимофеевича, Тимофей, в детстве был сильно испуган и страдал после этого нервными припадками. Родители скорбели, но помочь не могли. Обратились к батюшке Петру. Тот надел епитрахиль, помолился, прочел Евангелие над отроком, затем мальчик приложился ко Кресту и Евангелию. Отец Петр окропил его святой водой. С тех пор болезненных явлений не наблюдалось больше никогда.

Духовная дочь старца Антонина болела раком, лежала в больнице, чувствовала себя очень плохо и стала готовиться к смерти. По ее просьбе отец Петр в больнице совершил Таинство Елеосвящения, после чего она прожила еще три года и полностью себя обслуживала. Спустя три года вновь Антонина попала в больницу уже в совершенно безнадежном состоянии: опухоль разрослась угрожающе, и обезболивающие лекарства не помогали. Со слезами она раздавала на память близким ей людям свои вещи. Печально прощались с Антониной ее друзья. Отец Петр соборовал болящую, затем все разъехались. После Таинства Соборования Антонина отказалась от обезболивающих уколов, вскоре поднялась на ноги и прожила в добром здравии еще пятнадцать лет.

В 1994 году батюшку попросили послужить в селе Рагули и соборовать болящих. На Таинстве присутствовали почти все прихожане. После соборования трое больных получили совершенное исцеление.

Проводя монашескую жизнь, протоиерей Петр благоговейно относился и к семье и называл нормальную христианскую семью «малым раем на земле, поскольку проявление любви заповедано Богом». В ответ на переживания верующих родителей о детях, которым трудно может быть в миру, где живут не по любви Христовой, но по хищным законам, батюшка отвечал: «Приучайте их к труду, — им будет везде легко. Во время Великой Отечественной войны героями становились простые труженики, которые закрывали амбразуры своей грудью».

О политике он говорить не любил, считая ее заблуждением человеческого разума, ничего не стоящими мирскими дрязгами, но был в курсе последних событий и имел обо всем собственное понятие. Трагичные события в Чечне отец Петр воспринимал как проявление гнева Божия, от которого никуда не скроешься и который нужно терпеть.

Телевизор, хоть и не поощрял, но и не запрещал иметь, с условием пользоваться только полезной информацией. Он считал, что сам по себе он не вреден, а вредна информация. Кроме того, батюшка трезво понимал, что лучше контролировать детский интерес к телевизионным передачам самим родителям, нежели провоцировать детей на ложь и пустые посещения знакомых ради телевизора.

Сны принимать запрещал и к различным проявлениям суеверия относился строго. Врачей старец считал посланными от Бога, сам обращался к ним за помощью и благословлял на лечение своих чад. Много переживший на своем веку, отец Петр в последние годы говорил: «Вот доживем до хороших времен, что нас будут приглашать в школы. Что я буду говорить? Надо готовиться».

Будучи великим постником, отец Петр себе не позволял никаких послаблений во время постов, даже виноградного вина почти не употреблял, разве крайне редко пригубит, да и то прежде разведет его водой. Свою жизнь по монастырскому уставу старец не выставлял напоказ. Не вкушая дома мясную пищу, в гостях, по смирению и любви к заботливым хозяевам, себя особенно строгий пост, сидел на одной воде. Но и этот подвиг он всячески старался скрывать от внешних: его позовут к обеду, а он под различными предлогами избегает, отказывается, хлопочет, да так и не соберется покушать. Батюшка вообще был воздержан в пище, никогда не ел досыта и вставал из-за стола с легким чувством голода. Однако людей жалел, больным позволял ослабить пост, вкушать молочное: «Чем падать, лучше покушать».

Не приветствуя различные обсуждения, празднословие на внешние темы, старец с удовольствием и подолгу беседовал о духовных вопросах, о преданности воле Божией, приводил случаи из житий святых или необыкновенные и поучительные происшествия из нашей обыденной жизни. Так, однажды он рассказал о чудесном избавлении от верной смерти знакомого шахтера, которого товарищи ласково в шутку прозвали «Милость Божия» за постоянную поговорку «На все милость Божия». В свою смену шахтер вместе со своей бригадой ждал, когда откроют дверь в шахту. Рабочие перего­варивались, посмеивались, решали обыкновенные житейские проблемы. Утро было мирным, спокойным. Неожиданно забавный эпизод прервал беседу шахтеров: какая-то шальная собака, незаметно подкравшись, схватила сумку верующего рабочего и опрометью кинулась с ней прочь. Пока тот догонял пса и выручал свою сумку, бригаду впустили в шахту и двери вновь заперли. Ребята смеялись:» Ну, Милость Божия опоздал!» В тот день случилось несчастье: всех, кто работал в этой смене, завалило. Единственным, кто чудом остался в живых, был шахтер по прозвищу «Милость Божия».

Особенно близок был батюшке Петру избранный им с детства и, несомненно, избравший его в детстве праведный отец Иоанн Кронштадтский. Он глубоко почитал святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова, преподобных Сергия Радонежского и Серафима Саровского и очень любил читать труды святителя Иоанна Златоустого. Слово святителя, читаемое в Пасхальную ночь, батюшка считал самой лучшей проповедью, которая произноси­лась священником. Наиболее торжественно в Покровском храме отмечались праздники Воскресения Христова, Рождества Христова, Преображения Господня и, конечно, престольный день Покрова Пресвятой Богородицы. В доме отца Петра было очень много икон, к которым он относился с великим благоговением. Своих духовных чад он даже укорял в том, что у них в комнатах было недостаточно икон святых.

Отдельного слова заслуживает церковная и молитвенная жизнь старца. Духовно воспитанный с детства двумя светильниками православной веры — духовных протоиереем Федором и монахиней Фессалоникией, протоиерей Петр так же, как и они, не позволял себе никаких послаблений. Он не остригал волосы, никогда не снимал с себя подрясник и служил по полному монастырскому чину. Когда его пытались заставить носить светскую одежду, батюшка недоумевал: «Как же так? Генерал в форме идет — ему честь, а в светском его и не признают. А я священник, у меня тоже своя форма, которой я не сниму». Отец Петр писал своему духовному сыну: «Дай Бог носить почаще, на здоровье и спасение. Если уже невозможно постоянно в вашем окружении. Патриарх Сергий говорил: «Форма дух бережет». К этому же призывал и патриарх Пимен».

Никто не знает, каково было его келейное молитвенное правило. Известно только, что свет в его комнатке горел всю ночь.

В четыре часа утра батюшка уже спешил в церковь к Литургии. Обычно отец Петр старался кушать поздно, но перед Литургией вечером никогда не вкушал и в течение дня ничего не ел. Но к старости, изнемогая от немощи и болезней, пришел к выводу, что лучше немного покушать, чем изнемогать от слабости на службе. Служить же ему приходилось часто, и от длительного голодания он ослабевал. К службе отец Петр готовился тщательно, без малейшего опущения правила. Помимо обычного священнического правила вычитывал полунощницу. В исключительных случаях, когда очень плохо себя чувствовал, а заменить его было некому, вычитывал правило поскору. Батюшка советовал в подготовке к Литургии соблюдать благоразумную мерность и распределять чтения священнического правила в течение целого дня. Особенно это необходимо при частом или даже ежедневном служении. Своим духовным чадам он не благословлял перед принятием Святых Христовых Тайн кушать после вечернего богослужения. Ради приезжих людей, отслужив вечером всенощное бдение, утром батюшка повторял утреннюю часть богослужения, которое начиналось в шесть часов. После утрени начинал Божественную Литургию.

Службу он вел по уставу, не принимая компромиссов, особенно когда заходил вопрос о переходе на новый стиль: «Мы должны строго держаться святых отцов», — говорил отец Петр. Слушая разговоры о возможном примирении с католической Церковью, он утверждал: «Только при условии, что они примут Православие, а не под их ярмом». Батюшка проводил службу ритмично, спокойно, мерно, уверенно. В его служении была особая плавность и тишина, благодаря чему прихожане стояли особенно благоговейно, тихо, со вниманием молились. Иногда всю службу он стоял на коленях в алтаре и молился со слезами. В алтаре старец старался молчать, в крайнем случае делал краткие и ясные указания сослужавшим ему. «С нами Ангелы служат, здесь не мы действуем, а благодать Божия. Поэтому мы совершаем Таинство Божественной Евхаристии как тайную вечерю». За порядком и аккуратностью батюшка очень следил, особенно в алтаре. Замечая ошибки клироса, сразу исправлял их спокойно и тихо. Увидев, что Федор Тимофеевич Гриценко прочел поминальные записки и осторожно, не коснувшись Святого Престола рукой, положил их на него, отец Петр наложил на алтарника епитимью — десять земных поклонов.

Во время проскомидии батюшка Петр поминал огромное количество людей, за каждого вынимая отдельную частичку. Это занимало не менее двух-трех часов, поэтому для совершения проскомидии нужно было приходить в церковь около четырех часов утра. Однажды он заметил, что гора записок, которые были приготовлены для чтения, лежала необычно, потому что кто-то смешал их. Отец Петр возмутился: многие записки он читал по двадцать и более лет, так что и авторов их уже не было в живых. В чтении поминаний у старца было все строго упорядочено. С особенным благоговением батюшка относился к совершению Таинства Евхаристии. Чашу для Святых Даров готовил маленькую, чтобы только хватило для причастников. Прихожан было немного, и он заранее знал, сколько людей будет причащаться.

Во время утрени и чтения часов батюшка исповедовал внимательно и подолгу. Он не расспрашивал подробности совершенного греха, внимательно слушал кающегося и при необходимости мог напомнить о прегрешениях в форме вопроса: «Может, поспорили с кем или осудили кого-нибудь?» Батюшка терпеливо и спокойно объяснял тяжесть совершенного проступка, указывал на возможные последствия. Наставлял и советовал он очень деликатно, боясь ранить человеческое сердце и понимая, что любовью можно сделать больше, чем жесткостью. Исповедующийся не чувствовал ника­кого страха, напротив, исполнялся доверия к духовнику и хоть со стыдом, но искренне рассказывал ему о себе, свободно открывая сердце. Утаивать что-либо не приходило в голову еще и потому, что человек был совершенно уверен в том, что, во-первых, старец сам знает все о твоей жизни, во-вторых, что своей любовью он покроет твою горечь. Не было случая, чтобы отец Петр выгнал с исповеди или просто отказался от духовного чада. Он принимал тех, кого Господь посылал ему, с любовью и смирением перед волей Божией. Батюшка советовал причащаться не реже чем в две недели раз, но допускал по сердечному расположению и более частое приобщение Святых Христовых Тайн.

Однажды отец Петр признался: «Когда я выхожу на проповедь, боюсь в глаза смотреть, смотрю вниз. Решил читать и смотреть на аналой. Иногда даже без чтения вынесу аналой и смотрю на него, словно читаю то, что на нем лежит. В последнее время немного осмелел, да и то…» Действительно, эта деталь запомнилась его прихожанам. Батюшка всемерно старался хранить зрение от вредных впечатлений, нерассеянное внимание ума и трезвение сердца. Кроме того, он был очень застенчив и скромен от природы.

С большой ответственностью протоиерей Петр относился ко всем церковным таинствам. Перед крещением взрослых он обязательно беседовал с ними, понуждал выучить наизусть молитвы «Отче наш», «Богородице, Дево, радуйся» и «Верую». Чин крещения совершал полным погружением, изготовив для этого специальную оцинкованную бочку со ступенями. С такой же внимательностью он относился к венчанию, увещивая супругов и объясняя им истины православной веры. Все, кроме мусульман, были у него на приходе венчанные, крещеные. Любовь, которую изливало изобильно его сердце на собеседника, делала чудеса: люди уходили от батюшки с преображенной душой, покоренные его милующим смирением и кротостью.

Когда было трудно купить колокола для храма, желая украсить службу звоном, батюшка придумал повесить металлические цилиндры различной величины и просил архимандрита Матфея (Мормыля) помочь ему устроить звонницу так, чтобы звон был мелодичный, красивый.

Никогда никому отец Петр не отказывал в исполнении церковных треб. Как правило, не успев перекусить после Литургии, он спешил по просьбам своих прихожан причастить больного или отслужить панихиду; или нужно было неотложно обвенчать кого-то, отпеть усопшего. В любое время можно было его вызвать и попросить поехать в соседнюю станицу, принять человека, нуждавшегося в духовном утешении. Для батюшки не существовало собственного времени, он жил для того, чтобы служить Богу и своей пастве. После отпевания усопших отец Петр с певчими провожал гроб до кладбища с пением «Трисвятого», служил панихиду на могиле.

Старец не приветствовал перемены места работы, служения. Не одобрял и особого подвига отшельнической жизни, считая, что каждый должен оставаться до последнего часа на своем собственном месте. В особенности это относилось к долгу священника перед своим приходом. Батюшка Петр был убежден, что пастырь должен не просто быть приходящим, как наемник, но обязательно должен служить на одном приходе, жить при храме, знать, нести ответственность за свою паству и сродниться с ней. Тем, кто просил у него благословения на рукоположение во иереи, он всегда задавал вопрос, сможет ли будущий священник жить на приходе. В противном случае советовал лучше отказаться от рукоположения.

Перед первой войной в Грозном служил молодой священник, обремененный большой семьей. Он очень безпокоился о своих домашних и спрашивал у отца Петра о том, как ему следовало поступить. Родственники настаивали на выезде из Грозного, но он не мог принять решение без своего духовника. «Ты гуляешь от своей жены?» — «Нет, что вы, батюшка! Ты снимал с себя кольцо, клал его на Престол, когда венчался с Церковью?» -«Да». — «Как же ты бросишь свою церковь? Это равносильно блуду». Долго не позволял отец Петр оставить приход в Грозном, однако под давлением тревожных обстоятельств ради маленьких детей благословил просить о переводе.

Сам старец на многие предложения о переводе в более спокойное место отвечал категорическим отказом: «Я церковь не оставлю». Как он писал в 1999 году: «Люди еще немножко есть, значит, и нам здесь должно быть». При поразительной застенчивости, скромности и кротости батюшка имел твердый, мужественный характер, несгибаемую волю и решимость хранить верность святой православной вере и Церкви даже до смерти.

Отец Петр заранее знал о своей кончине. Незадолго до трагедии он отправил письма самым близким людям, ответил на наиболее тревожные и острые вопросы. Своей многолетней и верной помощнице и почитательнице монахине Надежде батюшка успел передать с оказией большое красное яблоко и испещренный на полях мелкими крестиками Акафист святому великомученику и целителю Пантелеймону с трогательной надписью: «На молитвенную память моей дорогой, родной матери Надежде (Вере Петровне) от протоиерея Петра».

За некоторое время до 1 марта, дня своего сорокалетнего юбилея, и 6 марта, дня своих именин, духовный сын старца, протоиерей Тимофей Гриценко, получил последнее письмо от батюшки с наставлением: «Не оставляй мою паству». В письмо была вложена фотография, на которой старец Петр запечатлен в черном облачении перед Плащаницей. На обороте фотографии краткая надпись гласила о том, что страдания нужно переносить так, как их переносил Господь.

За несколько дней до похищения, которое состоялось 28 марта, старец Петр отпевал старенькую прихожанку и в прощальном слове сказал, что счастлива была эта раба Божия, потому что ее хоронили по-христиански, в то время как его косточки разнесут по полю вороны.

Одной из своих постоянных прихожанок, которая по обыкновению приехала помолиться Великим постом, исповедаться у духовника и в пятницу, 26 марта, собралась возвращаться домой, батюшка благословил остаться на выходные дни и уехать в понедельник.

28 марта 1999г., в неделю преподобной Марии Египетской, протоиерей Петр отслужил Божественную Литургию святого Василия Великого, потребил Святые Дары и продолжал молиться в алтаре. Было около половины второго пополудни. Прихожане уехали, их неожиданно отправился сопровождать один из трех постоянно присутствовавших охранников. В храме оставались две женщины: приезжая из Ставрополя, Мария, и пожилая Надежда Андреевна.

Батюшка вышел из алтаря и спросил у женщин, закрыли ли они окна и входную дверь в церковь. Те сослались на то, что рано еще было запирать храм и пошутили: «Батюшка, да с вами нам ничего не страшно». Через некоторое время старец вновь очень строго напомнил прихожанкам о том, что нужно было бы закрыть ставни и дверь: «Закрывайте быстрее окна и двери! Вы закрыли окна и двери?» Неспешно они стали запирать церковь и внезапно услышали страшный шум и крики на улице.

Оказалось, избивали третьего охранника. Четверо бандитов ворвались в алтарь, схватили за бороду старца, повергли его наземь, прыгали на его распростертом на полу теле, клочьями вырывали волосы на голове и из бороды. Затем за волосы потащили по полу на улицу. Старая Надежда Андреевна плакала, просила пощадить батюшку и убить ее вместо него, пыталась вырвать старца из преступных рук.

Похитители стреляли в воздух ради устрашения, избили старуху прикладами. На улице преступники втолкнули старца в ожидавший автомобиль УАЗ с номером А-469 и сели на батюшку верхом. Второй охранник именно в это время ушел обедать, чего раньше никогда не было, третий, избитый, имея в руках телефон, не только сам не вызвал немедленно милицию, но и не давал это сделать прихожанкам. С трудом они вырвали телефонную трубку у него из рук и позвонили на пост. Отправили на поиски похитителей вертолет, который догнал машину, но вскоре потерял ее из виду на трассе.

Любопытная деталь: все каналы для орошения полей и выбоины на дороге оказались засыпаны песком, что ускорило и облегчило движение автомобиля бандитов. На границе Чечни и Ингушетии похитители бросили изрешеченный пулями УАЗ, пересели в другую легковую машину, ожидавшую их, и скры­лись.

Спустя полгода по каналу телевидения был показан сюжет, снятый чеченскими любителями: на грязном каменном полу темного подвального помещения лежал обнаженный, изможденный пытками и длительным голодом человек, в котором узнали старца Петра Сухоносова.

По материалам сайта http://www.podvizhnik.orthodoxy.ru/pet.htm